Телескоп, которому были нипочем любые капризы погоды и любая качка, совершенно не выносил малейшей вибрации, из-за которой фотографии часто получались смазанными.
Тальбот вышел из рубки на левый борт и присоединился к стоявшему там лейтенанту, высокому, худощавому, светловолосому молодому человеку в массивных очках, с вечно траурным выражением лица.
— Ну что, Джимми, как вам нравится обстановка? Какой-то непонятный нарушитель и тонущее судно. Причем в одно и то же время. Это развеет нам скуку долгого жаркого дня, как вы считаете?
Лейтенант посмотрел на него без всякого энтузиазма. Достопочтенный лорд Джеймс Денхольм (для краткости Тальбот называл его Джимми) редко проявлял интерес к чему-либо.
— Мне все это не нравится, командир, — вяло махнул рукой Денхольм, — так как нарушает спокойное течение моей жизни.
Тальбот улыбнулся. Денхольма окружала почти осязаемая аура аристократической изнеженности. В первые дни их знакомства это сбивало с толку и раздражало Тальбота, но подобное ощущение длилось обычно не более получаса. Денхольм был совершенно не приспособлен выполнять обязанности морского офицера, а крайне плохое зрение должно было автоматически лишить его права входить в состав любого флота. Но он оказался на борту «Ариадны» не потому, что принадлежат к высшим эшелонам общества, наследовал графский титул и обладал голубой кровью, а потому, что был, вне всякого сомнения, нужным человеком в нужном месте. Обладатель трех научных степеней по электромашиностроению и электронике, полученных в Оксфорде, Калифорнийском университете и Массачусетском технологическом институте, Денхольм слыл настоящим кудесником в области электроники. Несмотря на свое происхождение и академическую квалификацию, он был до невозможности скромен и застенчив. Эта застенчивость распространялась даже на способность протестовать, и из-за этого его чуть ли не силой принудили поступить во флот, вопреки его слабым возражениям, что он не хочет туда идти.
— Командир, — спросил Денхольм, — что вы намерены сделать с нарушителем, если это действительно нарушитель?
— Ничего.
— Но если он нарушитель, значит, он шпионит, разве не так?
— Конечно.
— Но тогда...
— Чего вы от меня хотите, Джимми? Чтобы я спустил его сюда? Или вам не терпится испытать вашу экспериментальную лазерную пушку?
Денхольм ужаснулся:
— Я никогда в жизни от злости не стрелял из пушки. Точнее, я вообще никогда из нее не стрелял.
— Если бы у меня было желание сбить этот самолет, лучше ракеты с тепловой системой наведения вряд ли найдешь. Но мы подобных вещей не делаем. Мы люди цивилизованные. И к тому же не заинтересованы в провоцировании международных конфликтов. Неписаный закон.
— Мне он кажется довольно странным.
— Вовсе нет. Когда США или НАТО разворачивают военные игры, как мы сейчас, Советы начинают за нами открытую слежку — на земле, на море и в воздухе. И мы не жалуемся. Когда они начинают свои игры, мы делаем то же самое по отношению к ним. Иногда возникают неприятные ситуации. Недавно, когда военно-морские силы США проводили учения в Японском море, в результате выстрела американского эсминца сильно пострадала русская подводная лодка — подошла в процессе слежки слишком близко.
— И это не вызвало международного конфликта?
— Конечно, нет. Никто ведь не виноват. Два капитана принесли друг другу извинения, и русский военный корабль отбуксировал поврежденную лодку в безопасный порт. Во Владивосток, если не ошибаюсь. Простите, — произнес Тальбот, поворачиваясь в сторону мостика. — Опять из радиорубки.
— Докладывает Майерс, — раздалось из динамика. — «Делос». Так называется тонущее судно. Очень короткое сообщение: взрыв, пожар, быстрое погружение.
— Продолжайте слушать, — сказал Тальбот. Он посмотрел на рулевого, который приложил к глазам бинокль. — Ты его видишь, Харрисон?
— Да, сэр. — Харрисон передал ему бинокль и повернул руль влево. — Пожар на носу, с левого борта.
Тальбот разглядел тонкий черный столб дыма, поднимающийся чуть ли не вертикально в голубое безветренное небо. Едва только он опустил бинокль, как дважды прозвенел телефонный звонок. Это был О'Рурк, «метеоролог», или, говоря официальным языком, старший радиометрист.
— Боюсь, я потерял нарушителя. Я стал осматривать сектора по обе стороны от него, надеясь обнаружить его друзей, а когда вернулся в прежний сектор, его уже не было.
— Какие есть идеи?
— Ну, — неуверенно произнес О'Рурк, — он мог взорваться, но я очень в этом сомневаюсь.
— Я тоже. Мы навели на него нашу подзорную трубу, и взрыв был бы замечен.
— Значит, он совершил крутое пикирование. Причем очень крутое. Бог знает почему. Я отыщу его.
Он повесил трубку.
Но тут же телефон зазвонил вновь. На сей раз это был Ван Гельдер.
— Курс два-два-два, сэр. Дым. Самолет. Возможно, нарушитель.
— Почти наверняка он. Метеоролог только что потерял его на экране радара. Возможно, это пустая трата времени, но попытайтесь сделать хоть какие-нибудь фотографии.
Тальбот перешел на правый борт и, приложив к глазам бинокль, осмотрел небо. И сразу обнаружил шлейф густого темного дыма, в центре которого, как ему показалось, было что-то красное. Самолет все еще находился на достаточно большой высоте — тысяча двести или тысяча пятьсот метров. Не задержавшись, чтобы проверить, насколько круто пикирует самолет и действительно ли он горит, командир вернулся на мостик и поднял трубку внутренней связи.
— Младшего лейтенанта Кусто. Быстро. — Последовала короткая пауза. — Генри? Это командир. Срочно готовьте к спуску за борт баркас и спасательную шлюпку. Матросам стоять у спусковых механизмов. О выполнении доложите на мостик. — Затем он отдал в машинное отделение приказ «малый вперед», а Харрисону сказал: — Лево руля. Курс — на север.